Ѳ. М. Достоевскiй

 

БРАТЬЯ КАРАМАЗОВЫ

 

 

V. Великiй инквизиторъ.

(отрывокъ)

 

 

"...Рѣши же Самъ кто былъ правъ: Ты или тотъ который тогда вопрошалъ Тебя? Вспомни первый вопросъ; хоть и не буквально, но смыслъ его тотъ: "Ты хочешь идти въ мiръ и идешь съ голыми руками, съ какимъ-то обѣтомъ свободы, котораго они, въ простотѣ своей и въ прирожденномъ безчинствѣ своемъ, не могутъ и осмыслить, котораго боятся они и страшатся, — ибо ничего и никогда не было для человѣка и для человѣческаго общества невыносимѣе свободы! А видишь ли сiи камни въ этой нагой раскаленной пустынѣ? Обрати ихъ въ хлѣбы, и за Тобой побѣжитъ человѣчество какъ стадо, благодарное и послушное, хотя и вѣчно трепещущее что Ты отымешь руку свою и прекратятся имъ хлѣбы Твои. Но Ты не захотѣлъ лишить человѣка свободы и отвергъ предложенiе, ибо какая же свобода, разсудилъ Ты, если послушанiе куплено хлѣбами? Ты возразилъ что человѣкъ живъ не единымъ хлѣбомъ, но знаешь ли что во имя этого самаго хлѣба земнаго и возстанетъ на Тебя духъ земли и сразится съ Тобою и побѣдитъ Тебя и всѣ пойдутъ за нимъ восклицая: "Кто подобенъ звѣрю сему, онъ далъ намъ огонь съ небеси!" Знаешь ли Ты что пройдутъ вѣка и человѣчество провозгласитъ устами своей премудрости и науки что преступленiя нѣтъ, а стало-быть нѣтъ и грѣха, а есть лишь только голодные. "Накорми, тогда и спрашивай съ нихъ добродѣтели!" вотъ что напишутъ на знамени, которое воздвигнутъ противъ Тебя и которымъ разрушится храмъ Твой. На мѣстѣ храма Твоего воздвигнется новое зданiе, воздвигнется вновь страшная Вавилонская башня, и хотя и эта не достроится какъ и прежняя, но все же Ты бы могъ избѣжать этой новой башни и на тысячу лѣтъ сократить страданiя людей, — ибо къ намъ же вѣдь придутъ они промучившись тысячу лѣтъ со своею башней! Они отыщутъ насъ тогда опять подъ землей, въ катакомбахъ, скрывающихся (ибо мы будемъ вновь гонимы и мучимы), найдутъ насъ и возопiютъ къ намъ: "Накормите насъ, ибо тѣ которые обѣщали намъ огонь съ небеси его не дали." И тогда уже мы и достроимъ ихъ башню, ибо достроитъ тотъ кто накормитъ, а накормимъ лишь мы, во имя Твое, и солжемъ что во имя Твое. О, никогда, никогда безъ насъ они не накормятъ себя! Никакая наука не дастъ имъ хлѣба пока они будутъ оставаться свободными, но кончится тѣмъ что они принесутъ свою свободу къ ногамъ нашимъ и скажутъ намъ: "лучше поработите насъ, но накормите насъ". Поймутъ наконецъ сами что свобода и хлѣбъ земной вдоволь для всякаго вмѣстѣ немыслимы, ибо никогда, никогда не сумѣютъ они раздѣлиться между собою! Убѣдятся тоже что не могутъ быть никогда и свободными, потому что малосильны, порочны, ничтожны и бунтовщики. Ты обѣщалъ имъ хлѣбъ небесный, но повторяю опять, можетъ ли онъ сравниться въ глазахъ слабаго, вѣчно порочнаго и вѣчно неблагороднаго людскаго племени съ земнымъ? И если за Тобою, во имя хлѣба небеснаго, пойдутъ тысячи и десятки тысячъ, то что станется съ миллiонами и съ десятками тысячъ миллiоновъ существъ, которыя не въ силахъ будутъ пренебречь хлѣбомъ земнымъ для небеснаго? Иль Тебѣ дороги лишь десятки тысячъ великихъ и сильныхъ, а остальные миллiоны многочисленные какъ песокъ морской, слабыхъ, но любящихъ Тебя, должны лишь послужить матерiаломъ для великихъ и сильныхъ? Нѣтъ, намъ дороги и слабые. Они порочны и бунтовщики, но подъ конецъ они—то станутъ и послушными. Они будутъ дивиться на насъ и будутъ считать насъ за боговъ за то что мы, ставъ во главѣ ихъ, согласились выносить свободу и надъ ними господствовать, — такъ ужасно имъ станетъ подъ конецъ быть свободными! Но мы скажемъ что послушны Тебѣ и господствуемъ во имя Твое. Мы ихъ обманемъ опять, ибо Тебя мы ужь не пустимъ къ себѣ. Въ обманѣ этомъ и будетъ заключаться наше страданiе, ибо мы должны будемъ лгать. Вотъ что значилъ этотъ первый вопросъ въ пустынѣ, и вотъ что Ты отвергъ во имя свободы, которую поставилъ выше всего. А между тѣмъ въ вопросѣ этомъ заключалась великая тайна мiра сего. Принявъ "хлѣбы" Ты бы отвѣтилъ на всеобщую и вѣковѣчную тоску человѣческую какъ единоличнаго существа, такъ и цѣлаго человѣчества вмѣстѣ — это: "предъ кѣмъ преклониться?" Нѣтъ заботы безпрерывнѣе и мучительнѣе для человѣка, какъ оставшись свободнымъ сыскать поскорѣе того предъ кѣмъ преклониться. Но ищетъ человѣкъ преклониться предъ тѣмъ что уже безспорно, столь безспорно, чтобы всѣ люди разомъ согласились на всеобщее предъ нимъ преклоненiе. Ибо забота этихъ жалкихъ созданiй не въ томъ только состоитъ чтобы сыскать то предъ чѣмъ мнѣ или другому преклониться, но чтобы сыскать такое чтобъ и всѣ увѣровали въ него и преклонились предъ нимъ, и чтобы непремѣнно всѣ вмѣстѣ. Вотъ эта потребность общности преклоненiя и есть главнѣйшее мученiе каждаго человѣка единолично и какъ цѣлаго человѣчества съ начала вѣковъ. Изъ-за всеобщаго преклоненiя они истребляли другъ друга мечомъ. Они созидали боговъ и взывали другъ къ другу: "Бросьте вашихъ боговъ и придите поклониться нашимъ, не то смерть вамъ и богамъ вашимъ!" И такъ будетъ до скончанiя мiра, даже и тогда когда исчезнутъ въ мiрѣ и боги: все равно падутъ предъ идолами. Ты зналъ, Ты не могъ не знать эту основную тайну природы человѣческой, но Ты отвергъ единственное абсолютное знамя которое предлагалось Тебѣ, чтобы заставить всѣхъ преклониться предъ Тобою безспорно, — знамя хлѣба земнаго, и отвергъ во имя свободы и хлѣба небеснаго. Взгляни же что сдѣлалъ Ты далѣе. И все опять во имя свободы! Говорю Тебѣ что нѣтъ у человѣка заботы мучительнѣе какъ найти того кому бы передать поскорѣе тотъ даръ свободы, съ которымъ это несчастное существо рождается. Но овладѣваетъ свободой людей лишь тотъ кто успокоитъ ихъ совѣсть. Съ хлѣбомъ Тебѣ давалось безспорное знамя: дашь хлѣбъ, и человѣкъ преклонится, ибо ничего нѣтъ безспорнѣе хлѣба, но если въ то же время кто-нибудь овладѣетъ его совѣстью помимо Тебя, — о, тогда онъ даже броситъ хлѣбъ Твой и пойдетъ за тѣмъ который обольститъ его совѣсть. Въ этомъ Ты былъ правъ. Ибо тайна бытiя человѣческаго не въ томъ чтобы только жить, а въ томъ для чего жить. Безъ твердаго представленiя себѣ для чего ему жить человѣкъ не согласится жить и скорѣй истребитъ себя чѣмъ останется на землѣ, хотя бы кругомъ его все были хлѣбы. Это такъ, но что же вышло: вмѣсто того чтобъ овладѣть свободой людей, Ты увеличилъ имъ ее еще больше! Или Ты забылъ что спокойствiе и даже смерть человѣку дороже свободнаго выбора въ познанiи добра и зла? Нѣтъ ничего обольстительнѣе для человѣка какъ свобода его совѣсти, но нѣтъ ничего и мучительнѣе. И вотъ вмѣсто твердыхъ основъ для успокоенiя совѣсти человѣческой разъ навсегда — Ты взялъ все что есть необычайнаго, гадательнаго и неопредѣленнаго, взялъ все что было не по силамъ людей, а потому поступилъ какъ бы и не любя ихъ вовсе, — и это кто же: Тотъ который пришелъ отдать за нихъ жизнь свою! Вмѣсто того чтобъ овладѣть людскою свободой Ты умножилъ ее и обременилъ ея мученiями душевное царство человѣка во вѣки. Ты возжелалъ свободной любви человѣка чтобы свободно пошелъ онъ за Тобою, прельщенный и плѣненный Тобою. Вмѣсто твердаго древняго закона, — свободнымъ сердцемъ долженъ былъ человѣкъ рѣшать впредь самъ что добро и что зло, имѣя лишь въ руководствѣ Твой образъ предъ собою, — но неужели Ты не подумалъ что онъ отвергнетъ же наконецъ и оспоритъ даже и Твой образъ и Твою правду, если его угнетутъ такимъ страшнымъ бременемъ какъ свобода выбора? Они воскликнутъ наконецъ что правда не въ Тебѣ, ибо невозможно было оставить ихъ въ смятенiи и мученiи болѣе чѣмъ сдѣлалъ Ты, оставивъ имъ столько заботъ и неразрѣшимыхъ задачъ. Такимъ образомъ самъ Ты и положилъ основанiе къ разрушенiю своего же царства и не вини никого въ этомъ болѣе. А между тѣмъ то ли предлагалось Тебѣ? Есть три силы, единственныя три силы на землѣ, могущiя на вѣки побѣдить и плѣнить совѣсть этихъ слабосильныхъ бунтовщиковъ, для ихъ счастiя, — эти силы: чудо, тайна и авторитетъ. Ты отвергъ и то и другое и третье и самъ подалъ примѣръ тому. Когда страшный и премудрый духъ поставилъ Тебя на вершинѣ храма и сказалъ Тебѣ: "Если хочешь узнать Сынъ ли Ты Божiй, то верзись внизъ, ибо сказано про Того что ангелы подхватятъ и понесутъ Его, и не упадетъ и не расшибется, и узнаешь тогда Сынъ ли Ты Божiй и докажешь тогда какова вѣра Твоя въ Отца Твоего", но Ты выслушавъ, отвергъ предложенiе, и не поддался и не бросился внизъ. О, конечно Ты поступилъ тутъ гордо и великолѣпно какъ Богъ, но люди-то, но слабое бунтующее племя это — они-то боги ли? О, Ты понялъ тогда что сдѣлавъ лишь шагъ, лишь движенiе броситься внизъ Ты тотчасъ бы и искусилъ Господа, и вѣру въ Него всю потерялъ, и разбился бы о землю, которую спасать пришелъ, и возрадовался бы умный духъ искушавшiй Тебя. Но, повторяю, много ли такихъ какъ Ты? И неужели Ты въ самомъ дѣлѣ могъ допустить хоть минуту что и людямъ будетъ подъ силу подобное искушенiе? Такъ ли создана природа человѣческая чтобъ отвергнуть чудо и въ такiе страшные моменты жизни, моменты самыхъ страшныхъ основныхъ и мучительныхъ душевныхъ вопросовъ своихъ оставаться лишь со свободнымъ рѣшенiемъ сердца? О, Ты зналъ что подвигъ Твой сохранится въ книгахъ, достигнетъ глубины временъ и послѣднихъ предѣловъ земли, и понадѣялся что слѣдуя Тебѣ и человѣкъ останется съ Богомъ не нуждаясь въ чудѣ. Но Ты не зналъ что чуть лишь человѣкъ отвергнетъ чудо, то тотчасъ отвергнетъ и Бога, ибо человѣкъ ищетъ не столько Бога сколько чудесъ. И такъ какъ человѣкъ оставаться безъ чуда не въ силахъ, то насоздастъ себѣ новыхъ чудесъ, уже собственныхъ, и поклонится уже знахарскому чуду, бабьему колдовству, хотя бы онъ сто разъ былъ бунтовщикомъ, еретикомъ и безбожникомъ. Ты не сошелъ со креста когда кричали Тебѣ, издѣваясь и дразня Тебя: "Сойди со креста и увѣруемъ что это Ты". Ты не сошелъ потому что, опять таки, не захотѣлъ поработить человѣка чудомъ, и жаждалъ свободной вѣры, а не чудесной. Жаждалъ свободной любви, а не рабскихъ восторговъ невольника предъ могуществомъ разъ навсегда его ужаснувшимъ. Но и тутъ Ты судилъ о людяхъ слишкомъ высоко, ибо конечно они невольники, хотя и созданы бунтовщиками. Озрись и суди, вотъ прошло пятнадцать вѣковъ, поди посмотри на нихъ: кого Ты вознесъ до себя? Клянусь, человѣкъ слабѣе и ниже созданъ чѣмъ Ты о немъ думалъ! Можетъ ли, можетъ ли онъ исполнить то что и Ты? Столь уважая его Ты поступилъ какъ бы переставъ ему сострадать, потому что слишкомъ много отъ него и потребовалъ, — и это кто же, Тотъ который возлюбилъ его болѣе самого себя! Уважая его менѣе, менѣе бы отъ него и потребовалъ, а это было бы ближе къ любви, ибо легче была бы ноша его. Онъ слабъ и подлъ. Что въ томъ что онъ теперь повсемѣстно бунтуетъ противъ нашей власти и гордится что онъ бунтуетъ? Это гордость ребенка и школьника. Это маленькiя дѣти взбунтовавшiяся въ классѣ и выгнавшiя учителя. Но придетъ конецъ и восторгу ребятишекъ, онъ будетъ дорого стоить имъ. Они ниспровергнутъ храмы и зальютъ кровью землю. Но догадаются наконецъ глупыя дѣти что хоть они и бунтовщики, но бунтовщики слабосильные, собственнаго бунта своего не выдерживающiе. Обливаясь глупыми слезами своими они сознаются наконецъ что создавшiй ихъ бунтовщиками безъ сомнѣнiя хотѣлъ посмѣяться надъ ними. Скажутъ это они въ отчаянiи и сказанное ими будетъ богохульствомъ, отъ котораго они станутъ еще несчастнѣе, ибо природа человѣческая не выноситъ богохульства, и въ концѣ концовъ сама же себѣ всегда и отмститъ за него. Итакъ неспокойство, смятенiе и несчастiе — вотъ теперешнiй удѣлъ людей послѣ того какъ Ты столь претерпѣлъ за свободу ихъ! Великiй пророкъ Твой въ видѣнiи и въ иносказанiи говоритъ что видѣлъ всѣхъ участниковъ перваго воскресенiя и что было ихъ изъ каждаго колѣна по двѣнадцати тысячъ. Но если было ихъ столько, то были и они какъ бы не люди, а боги. Они вытерпѣли крестъ Твой, они вытерпѣли десятки лѣтъ голодной и нагой пустыни, питаясь акридами и кореньями, — и ужь конечно Ты можешь съ гордостью указать на этихъ дѣтей свободы, свободной любви, свободной и великолѣпной жертвы ихъ во имя Твое. Но вспомни что ихъ было всего только нѣсколько тысячъ, да и то боговъ, а остальные? И чѣмъ виноваты остальные слабые люди что не могли вытерпѣть того что могучiе? Чѣмъ виновата слабая душа что не въ силахъ вмѣстить столь страшныхъ даровъ? Да неужто же и впрямь приходилъ Ты лишь къ избраннымъ и для избранныхъ? Но если такъ, то тутъ тайна и намъ не понять ея. А если тайна, то и мы въ правѣ были проповѣдывать тайну и учить ихъ что не свободное рѣшенiе сердецъ ихъ важно и не любовь, а тайна, которой они повиноваться должны слѣпо даже мимо ихъ совѣсти. Такъ мы и сдѣлали. Мы исправили подвигъ Твой и основали его на чудѣ, тайнѣ и авторитетѣ. И люди обрадовались что ихъ вновь повели какъ стадо и что съ сердецъ ихъ снятъ наконецъ столь страшный даръ, принесшiй имъ столько муки. Правы мы были уча и дѣлая такъ, скажи? Неужели мы не любили человѣчества столь смиренно сознавъ его безсилiе, съ любовiю облегчивъ его ношу и разрѣшивъ слабосильной природѣ его хотя бы и грѣхъ, но съ нашего позволенiя? Къ чему же теперь пришелъ намъ мѣшать? И что Ты молча и проникновенно глядишь на меня кроткими глазами своими? Разсердись, я не хочу любви Твоей, потому что самъ не люблю Тебя. И что мнѣ скрывать отъ Тебя? Или я не знаю съ кѣмъ говорю? То что имѣю сказать Тебѣ, все Тебѣ уже извѣстно, я читаю это въ глазахъ Твоихъ. И я ли скрою отъ Тебя тайну нашу? Можетъ-быть Ты именно хочешь услышать ее изъ устъ моихъ, слушай же: Мы не съ Тобой, а съ нимъ, вотъ наша тайна! Мы давно уже не съ Тобою, а съ нимъ, уже восемь вѣковъ. Ровно восемь вѣковъ назадъ какъ мы взяли отъ него то что Ты съ негодованiемъ отвергъ, тотъ послѣднiй даръ который онъ предлагалъ Тебѣ показавъ Тебѣ всѣ царства земныя: мы взяли отъ него Римъ и мечъ Кесаря и объявили лишь себя царями земными, царями едиными, хотя и донынѣ не успѣли еще привести наше дѣло къ полному окончанiю. Но кто виноватъ? О, дѣло это до сихъ поръ лишь въ началѣ, но оно началось. Долго еще ждать завершенiя его и еще много выстрадаетъ земля, но мы достигнемъ и будемъ кесарями, и тогда уже помыслимъ о всемiрномъ счастiи людей. А между тѣмъ Ты бы могъ еще и тогда взять мечъ Кесаря. Зачѣмъ ты отвергъ этотъ послѣднiй даръ? Принявъ этотъ третiй совѣтъ могучаго духа Ты восполнилъ бы все чего ищетъ человѣкъ на землѣ, то-есть: предъ кѣмъ преклониться, кому вручить совѣсть и какимъ образомъ соединиться наконецъ всѣмъ въ безспорный общiй и согласный муравейникъ, ибо потребность всемiрнаго соединенiя есть третье и послѣднее мученiе людей. Всегда человѣчество въ цѣломъ своемъ стремилось устроиться непремѣнно всемiрно. Много было великихъ народовъ съ великою исторiей, но чѣмъ выше были эти народы, тѣмъ были и несчастнѣе, ибо сильнѣе другихъ сознавали потребность всемiрности соединенiя людей. Великiе завоеватели, Тимуры и Чингисханы, пролетѣли какъ вихрь по землѣ, стремясь завоевать вселенную, но и тѣ, хотя и безсознательно, выразили ту же самую великую потребность человѣчества ко всемiрному и всеобщему единенiю. Принявъ мiръ и порфиру Кесаря основалъ бы всемiрное царство и далъ всемiрный покой. Ибо кому же владѣть людьми какъ не тѣмъ которые владѣютъ ихъ совѣстью и въ чьихъ рукахъ хлѣбы ихъ. Мы и взяли мечъ Кесаря, а взявъ его конечно отвергли Тебя и пошли за нимъ. О, пройдутъ еще вѣка безчинства свободнаго ума, ихъ науки и антропофагiи, потому что начавъ возводить свою Вавилонскую башню безъ насъ они кончатъ антропофагiей. Но тогда-то и приползетъ къ намъ звѣрь и будетъ лизать ноги наши и обрызжетъ ихъ кровавыми слезами изъ глазъ своихъ. И мы сядемъ на звѣря и воздвигнемъ чашу и на ней будетъ написано: "Тайна!" Но тогда лишь и тогда настанетъ для людей царство покоя и счастiя. Ты гордишься своими избранниками, но у Тебя лишь избранники, а мы успокоимъ всѣхъ. Да и такъ ли еще: сколь многiе изъ этихъ избранниковъ, изъ могучихъ, которые могли бы стать избранниками, устали наконецъ ожидая Тебя, и понесли и еще понесутъ силы духа своего и жаръ сердца своего на иную ниву и кончатъ тѣмъ что на Тебя же и воздвигнутъ свободное знамя свое. Но Ты самъ воздвигъ это знамя. У насъ же всѣ будутъ счастливы и не будутъ болѣе ни бунтовать, ни истреблять другъ друга, какъ въ свободѣ Твоей, повсемѣстно. О, мы убѣдимъ ихъ что они тогда только и станутъ свободными когда откажутся отъ свободы своей для насъ и намъ покорятся. И что же, правы мы будемъ или солжемъ? Они сами убѣдятся что правы, ибо вспомнятъ до какихъ ужасовъ рабства и смятенiя доводила ихъ свобода Твоя. Свобода, свободный умъ и наука заведутъ ихъ въ такiя дебри и поставятъ предъ такими чудами и неразрѣшимыми тайнами что одни изъ нихъ, непокорные и свирѣпые, истребятъ себя самихъ, другiе непокорные, но малосильные, истребятъ другъ друга, а третьи оставшiеся, слабосильные и несчастные, приползутъ къ ногамъ нашимъ и возопiютъ къ намъ: "Да, вы были правы, вы одни владѣли тайной Его, и мы возвращаемся къ вамъ, спасите насъ отъ себя самихъ." Получая отъ насъ хлѣбы конечно они ясно будутъ видѣть что мы ихъ же хлѣбы, ихъ же руками добытые, беремъ у нихъ чтобы имъ же раздать, безо всякаго чуда, увидятъ что не обратили мы камней въ хлѣбы, но во истину болѣе чѣмъ самому хлѣбу рады они будутъ тому что получаютъ его изъ рукъ нашихъ! Ибо слишкомъ будутъ помнить что прежде, безъ насъ, самые хлѣбы, добытые ими, обращались въ рукахъ ихъ лишь въ камни, а когда они воротились къ намъ, то самые камни обратились въ рукахъ ихъ въ хлѣбы. Слишкомъ, слишкомъ оцѣнятъ они что значитъ разъ навсегда подчиниться! И пока люди не поймутъ сего они будутъ несчастны. Кто болѣе всего способствовалъ этому непониманiю, скажи? Кто раздробилъ стадо и разсыпалъ его по путямъ невѣдомымъ? Но стадо вновь соберется и вновь покорится, и уже разъ навсегда. Тогда мы дадимъ имъ тихое, смиренное счастье, счастье слабосильныхъ существъ, какими они и созданы. О, мы убѣдимъ ихъ наконецъ не гордиться, ибо Ты вознесъ ихъ и тѣмъ научилъ гордиться; докажемъ имъ что они слабосильны, что они только жалкiя дѣти, но что дѣтское счастье слаще всякаго. Они станутъ робки и станутъ смотрѣть на насъ и прижиматься къ намъ въ страхѣ какъ птенцы къ насѣдкѣ. Они будутъ дивиться и ужасаться на насъ и гордиться тѣмъ что мы такъ могучи и такъ умны что могли усмирить такое буйное тысячемиллiонное стадо. Они будутъ разслабленно трепетать гнѣва нашего, умы ихъ оробѣютъ, глаза ихъ станутъ слезоточивы какъ у дѣтей и женщинъ, но столь же легко будутъ переходить они по нашему мановенiю къ веселью и къ смѣху, свѣтлой радости и счастливой дѣтской пѣсенкѣ. Да, мы заставимъ ихъ работать, но въ свободные отъ труда часы мы устроимъ имъ жизнь какъ дѣтскую игру, съ дѣтскими пѣснями, хоромъ, съ невинными плясками. О, мы разрѣшимъ имъ и грѣхъ, они слабы и безсильны, и они будутъ любить насъ какъ дѣти, за то что мы имъ позволимъ грѣшить. Мы скажемъ имъ что всякiй грѣхъ будетъ искупленъ если сдѣланъ будетъ съ нашего позволенiя; позволяемъ же имъ грѣшить потому что ихъ любимъ, наказанiе же за эти грѣхи, такъ и быть, возьмемъ на себя. И возьмемъ на себя, а насъ они будутъ обожать какъ благодѣтелей понесшихъ на себѣ ихъ грѣхи предъ Богомъ. И не будетъ у нихъ никакихъ отъ насъ тайнъ. Мы будемъ позволять или запрещать имъ жить съ ихъ женами и любовницами, имѣть или не имѣть дѣтей, — все судя по ихъ послушанiю, — и они будутъ намъ покоряться съ весельемъ и радостью. Самыя мучительныя тайны ихъ совѣсти, — все, все понесутъ они намъ и мы все разрѣшимъ и они повѣрятъ рѣшенiю нашему съ радостiю, потому что оно избавитъ ихъ отъ великой заботы и страшныхъ теперешнихъ мукъ рѣшенiя личнаго и свободнаго. И всѣ будутъ счастливы, всѣ миллiоны существъ, кромѣ сотни тысячъ управляющихъ ими. Ибо лишь мы, мы хранящiе тайну, только мы будемъ несчастны. Будетъ тысячи миллiоновъ счастливыхъ младенцевъ и сто тысячъ страдальцевъ взявшихъ на себя проклятiе познанiя добра и зла. Тихо умрутъ они, тихо угаснутъ во имя Твое и за гробомъ обрящутъ лишь смерть. Но мы сохранимъ секретъ и для ихъ же счастiя будемъ манить ихъ наградой небесною и вѣчною. Ибо еслибъ и было что на томъ свѣтѣ, то ужь конечно не для такихъ какъ они. Говорятъ и пророчествуютъ что Ты придешь и вновь побѣдишь, придешь со своими избранниками, со своими гордыми и могучими, но мы скажемъ что они спасли лишь самихъ себя, а мы спасли всѣхъ. Говорятъ что опозорена будетъ блудница сидящая на звѣрѣ и держащая въ рукахъ своихъ тайну, что взбунтуются вновь малосильные, что разорвутъ порфиру ея и обнажатъ ея "гадкое" тѣло. Но я тогда встану и укажу Тебѣ на тысячи миллiоновъ счастливыхъ младенцевъ не знавшихъ грѣха. И мы, взявшiе грѣхи ихъ для счастья ихъ на себя, мы станемъ предъ Тобой и скажемъ: "Суди насъ если можешь и смѣешь". Знай что я не боюсь Тебя. Знай что и я былъ въ пустынѣ, что и я питался акридами и кореньями, что и я благословлялъ свободу которою Ты благословилъ людей, и я готовился стать въ число избранниковъ Твоихъ, въ число могучихъ и сильныхъ съ жаждой "восполнить число". Но я очнулся и не захотѣлъ служить безумiю. Я воротился и примкнулъ къ сонму тѣхъ которые исправили подвигъ Твой. Я ушелъ отъ гордыхъ и воротился къ смиреннымъ для счастья этихъ смиренныхъ. То что я говорю Тебѣ сбудется и царство наше созиждется. Повторяю Тебѣ, завтра же Ты увидишь это послушное стадо которое по первому мановенiю моему бросится подгребать горячiе угли къ костру Твоему, на которомъ сожгу Тебя за то что пришелъ намъ мѣшать. Ибо если былъ кто всѣхъ болѣе заслужилъ нашъ костеръ, то это Ты. Завтра сожгу тебя. Dixi."